"Архипелаг ГУЛАГ" как приговор

Многотомный труд Александра Солженицына не так прост, как кажется на первый взгляд. Формальное содержание книги отражено в ее названии – это произведение о ГУЛАГе. Но в чем суть произведения? Какой вывод из прочитанного должны сделать читатели? Здесь все не так очевидно, как многим кажется. Даже сам автор до конца жизни так и не понял, о чем он на самом деле написал свою книгу. В противном случае не появились бы не только ужасные "200 лет вместе", но и "Красные колеса". Да и не вернулся бы Солженицын в Россию из Вермонта. Так бывает: авторский замысел помимо воли творца привел совсем к иному результату, чем задумывалось. Но об этом чуть позже.

Очевидно, что для самого Солженицына – это книга не просто дань памяти своим братьям и сестрам по ГУЛАГу, не прозрачный намек своим согражданам на необходимость покаяться за содеянное, а, прежде всего - политический манифест, обличающий преступный большевистский режим. Солженицын бросил вызов Советскому государству, находясь полностью во власти тех упырей, про которых он и писал в своей книге. Поступок, достойный уважения! Смелость города берет – гласит поговорка. И как может показаться, не только города, но и целые страны. Поначалу уступая своему противнику по всем статьям (в СССР книга не была издана, автор получил клеймо "литературного власовца" и был выслан из страны), Солженицын в итоге выиграл битву с монстром: СССР скончался в 1991 году, а "Архипелаг ГУЛАГ" изучают в современной российской школе.

На самом деле это лишь внешняя канва событий, никак не связанных друг с другом. Взрывная сила "Архипелага" ушла в песок – Советский Союз не заметил этой книги и развалился по другим причинам. Сам автор рассчитывал явно на иной результат. В главе 7 части 1 "Архипелага" он писал: "Я сижу и думаю: если первая крохотная капля правды разорвалась как психологическая бомба (Солженицын имеет в виду "Один день Ивана Денисовича" – Ю.Я.) - что же будет в нашей стране, когда Правда обрушится водопадами? А - обрушится, ведь не миновать". Ничего особенного, как мы знаем, не произошло. "Архипелаг" мы прочли, когда судьба СССР была предопределена. "Правда" пришла к нам в других книгах, но на многих ли она повлияла, если и сейчас миллионы россиян свято верят, что Сталин был "эффективным менеджером" и "выиграл войну"?…

Будучи в США, Александр Исаевич сделал вторую редакцию книги (1979 год). Казалось бы, логично, что после возвращения в Россию в 1994-м, когда он наконец-то мог поработать в советских архивах, надо сделать финальную правку – исправить ряд оценочных цифр и подправить некоторые сведения, полученные от зэков, поскольку в 60-е годы Солженицын не мог проверить эту информацию. Но Солженицын не вернулся к "Архипелагу", а занялся публицистикой и разборкой с евреями. Это ему показалось важнее. По какой же причине? Ведь "Архипелаг ГУЛАГ" – это его главное произведение и, казалось бы, что сам Бог велел довести его до ума. А причина, я полагаю, проста: "Архипелаг" для самого автора был лишь оружием в борьбе с Советской властью. СССР рухнул, и книга для Солженицына стала лишь частью его героической биографии – не более того.

Не потеряла ли она свое значение и для современных читателей? Не думаю.

 

 

Но сначала несколько общих соображений относительно этой работы.

 

Первое, что сразу же бросается в глаза: "Архипелаг ГУЛАГ" - настоящий писательский подвиг!

Всего за несколько лет, работая не в самых подходящих для творчества условиях (когда "органы" уже стали активно закручивать гайки после хрущевской "оттепели" и "пасли" автора), не имея доступа к советским архивам и какого-либо финансирования своей деятельности, Солженицын написал, сохранил и сумел распространить объемнейшее произведение, в котором собраны десятки тысяч сведений, предположений и оценок, касающихся не только лагерной проблематики, но и самых разных тем по истории СССР, России и Второй мировой войны. Солженицын размахнулся так широко, что остается только удивляться, как у него все-таки получилось свести весь материал воедино и закончить этот труд. Кто смог прочесть эту эпопею, прекрасно понимает все сложности работы над текстом такого объема. Это просто титаническая работа.

Не только создание "Архипелага" – тяжкий труд. От читателя требуется тоже нечто вроде подвига. Для энциклопедического издания 3 толстых тома – это нормально, но для романа уже перебор. А для произведения, где соединилась история с размышлениями о жизни, где невыносимые ужасы приправлены непереносимой человеческой болью – такой объем совершенно неприемлем. Неужели нельзя было сказать все, что ты хочешь в более компактном виде? – Можно. К примеру, личных воспоминаний автора, связанных с пребыванием под следствием и в лагерях, его рассказов о своих лагерных товарищах и врагах, разбросанных по разным частям "Архипелага", - вполне хватило бы на отдельную книгу мемуарного жанра (объемом примерно в треть "Архипелага"). Было бы гораздо логичнее разместить все это под одной обложкой, а не впихивать среди глав произведения, посвященного, в общем и целом, именно ГУЛАГу. Кроме того, вся пятая часть "исследования" чрезвычайно затянута – автор слишком подробно рассказывает о технологиях побега из советских лагерей. Есть и другие весьма продолжительные главы, которым не помешали бы "ножницы" редактора, а ряд глав и вовсе можно было бы выбросить целиком, от чего книга ничего бы не потеряла.

Беда многих больших писателей в том, что сами они себя ограничивать не в состоянии, а литературных редакторов на дух не переносят. Сейчас в таком стиле творит блистательный Д.Л.Быков. Он просто-таки издевается над читателями, выплескивая на страницы очередной книги абсолютно все, что у него накопилось в голове за последнее время. А притормозить его некому… Но Быкову еще можно помочь – он человек молодой, а вот солженицынский "Архипелаг" так и останется малоподъемной для читателя глыбой.

 

Второе, что следует отметить по поводу эпоса Солженицына. Это крайне многожанровое произведение. В книге есть размышления автора на самые разные темы (эссе), воспоминания Солженицына о собственном пребывании на "архипелаге" (мемуары), истории отдельных заключенных (биографические очерки), подробная история самого ГУЛАГа (Соловки, Беломорканал, распространение "раковых клеток" ГУЛАГа по стране…), рассказы в жанре документальной прозы о самых разных аспектах "жизни" в ГУЛАГе (пребывание в следственной тюрьме, на пересылке, в вагон-заке, в лагере…), исторические очерки о войне, публицистика с обвинениями в адрес Советской власти…

В сущности, в одной книге Солженицын соединил несоединимое. И я бы не назвал это плюсом. Жанровая солянка в книге такого объема привела к резкой неоднородности повествования. Великолепные главы (Соловки, о блатных, Беломорканал – хотя она несколько затянута, про "изменников Родины" и ряд других) сменяются не очень удачными (зачем было так подробно анализировать дело "Промпартии"?), неприятными (глава 11 части 2) и просто отвратительными, когда Солженицын из кожи вон лезет, чтобы доказать недоказуемое (глава 1 части 3). Иногда кажется, что в книге объединено творчество разных людей – как если бы Вадима Роговина скомпоновали с Дмитрием Волкогоновым его "ленинского периода".

 

В-третьих. Это книга - первое историческое произведение в СССР (России), посвященное теме сталинских репрессий и истории Главного управления лагерей (ГУЛАГа), что не столько достоинство книги, сколько недостаток. Для полноценного исторического труда у Солженицына попросту не было нужной информации - архивы были для него закрыты, а официальных статистических данных по репрессиям не публиковалось. Сколько прошло людей через ГУЛАГ? Какое количество погибло? Много ли людей были расстреляны или умерли под пытками? – Поди узнай! Даже разоблачение преступлений Сталина и его подручных на 20 съезде КПСС и то было засекречено! Солженицын был вынужден больше полагаться на человеческую память жертв ГУЛАГа и свою собственную. Отсюда и "опыт художественного исследования" – так определил жанр своего произведения сам автор. Книга вроде бы по истории, но главное в ней – размышления автора о случившейся Катастрофе.

Авторские оценки в работе явно превалируют над фактами, что заставляет сомневаться и в других утверждениях писателя. К примеру, Солженицын описывает в главе о Беломорканале, какой ужас творился при его строительстве: по прикидкам автора на строительстве канала могло погибнуть до 300 тысяч человек! Но после этого предположения он начинает использовать цифру 250 тысяч умерших во время строительства (почему-то он ее уменьшил на 50 тысяч) не как приблизительную, а как истинную! Вместо "тысяч погибших" или "множества погибших".

 

Но главная проблема "Архипелага" не в том, что произведение содержит недостоверные сведения или слишком объемно. Больше всего книге повредило ее предназначение быть оружием автора в его борьбе с Советской властью. Солженицын обвиняет и обвиняет. Значительная часть "Архипелага" выглядит как обвинительное заключение, и история на его страницах частенько приносится в жертву политике.

Разумеется, ряд упреков автора, обращенные к Советской власти, абсолютно правомерны. Почему в СССР почти никто не наказан за тяжкие преступления, называемыми "сталинскими репрессиями"? Сталин умер, но десятки тысяч палачей к моменту написания «Архипелаг ГУЛАГ" были живы и здоровы, а многие продолжали "трудиться по специальности":

"И вот в Западной Германии к 1966 году осуждено ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТЬ ТЫСЯЧ преступных нацистов - и мы захлебываемся, мы страниц газетных и радиочасов на это не жалеем, мы и после работы остаемся на митинг и проголосуем: МАЛО! И 86 тысяч - мало!… А у нас осудили (по рассказам Военной Коллегии ВерхСуда) - около ДЕСЯТИ ЧЕЛОВЕК. То, что за Одером, за Рейном - это нас печет. … А то, что убийцы наших мужей и отцов ездят по нашим улицам, и мы им дорогу уступаем - это нас не печет, не трогает, это - "старое ворошить".

Сильно сказано – и что тут возразишь?...

Нельзя не согласиться с Солженицыным и в том случае, когда он предъявляет претензии в адрес всех советских граждан, которые в едином порыве с кремлевским горцем записали в предатели не только всех «власовцев», но и пленных советских солдат, а также тех, кто жил и работал на оккупированных территориях. Учил детей при немцах? – Изменник Родины! А уж если спала с немецким офицером… - Расстрел на месте!

И еще про "предателей": как только не измывалась родная Советская власть над людьми, совершенно не рассматривая их в таком качестве, но как пришла беда: умри за нее! Да с какой стати люди должны были умирать за эту власть? – спрашивает Солженицын. И ведь он прав. Умирать рабу за рабовладельца – это глупость, а не доблесть. А настоящие изменники Родины – они в Кремле. Кто пакт с Гитлером заключил? Кто не подготовился к войне? Кто отдал Гитлеру треть России и 60 млн. населения? А.Солженицын: "эта война вообще нам открыла, что хуже всего на земле быть русским".

Когда Солженицын выступает как коллективная совесть народа – спорить с ним не о чем. Но вот в тех случаях, когда он примеривает мундир прокурора и начинает бичевать власть большевиков по поводу и без, полностью игнорируя народный характер революции 1917-го года – с этим согласиться никак нельзя. Его главная идея в том, что Советская власть с самых первых шагов принялась уничтожать русский народ, и никакого иного занятия у нее не было. И эта идея по-настоящему портит книгу.

Когда Солженицыну нечего противопоставить фактам, а они, как назло, не соответствуют его концепции преступности Советской власти с октября 1917-го, то он использует такой прием как сарказм. Вот как он комментирует порядки, установленные для заключенных в Советской республике в 1918 году: "Рабочий день был установлен – 8 часов. Сгоряча, по новинке, решено было за всякий труд заключенных, кроме хозработ по лагерю, платить … (чудовищно, перо не может вывести)". Опровергнуть этот факт писатель не может, поэтому в ход идет издевка. Получается, что Советская власть виновна в любом случае - какие бы меры в отношении заключенных она не предпринимала. За все она достойна только осуждения.

Против большевиков все средства хороши, и сарказмом Солженицын не ограничивается. Автор пишет про первые годы Советской власти, что из заключенных формировались бригады по ремонту водопровода, отопления и канализации в Москве: "А если таких специалистов в заключении не оказывалось? Можно предположить, что их подсаживали". Вот это да! Не имея ни единого факта, автор обвиняет большевиков в весьма конкретных преступлениях – якобы они сажали невиновных граждан, чтобы было кому чинить водопровод! А чем эти придуманные обвинения в адрес большевиков по своей сути отличаются от тех лживых обвинений, которые предъявляли сталинские прокуроры миллионам незаконно репрессированных?…

А вот что Солженицын пишет по поводу судебного процесса над эсерами в Москве в 1922 году : "И - помните, помните, читатель: На Верховный Трубунал "смотрят все остальные суды Республики, он дает им руководящие указания", приговор Верхтриба используется "в качестве указующей директивы". Скольких еще по провинции закатают - это уж вы смекайте сами". Информации у автора о том, что творилось в провинции - нет, но это его не останавливает. Понятно, что эти преступные большевики и по всей стране провели такие процессы! – вот что утверждает автор.

В одной из глав Солженицын анализирует судебные дела начала 20-х, стремясь доказать, что "сталинские процессы" (с 1928-го) почти ничем не отличаются от процессов "ленинских". Но судебные дела "при Ленине" явно не тянут на аналоги "дела Промпартии" и тем более трех Московских процессов 1936-1938гг.! Некоторые из них столь мелки, что различие "сталинских" и "ленинских" процессов становится очевидным. Самые громкие из них были проведены не над случайными людьми, а над явными противниками большевиков – например, эсерами. Законностью в этих процессах, разумеется, и не пахло, но эти действия правящей партии против своих политических врагов были вполне понятны. Собственно, с этими врагами большевики и воевали более трех лет! Они не появились в воспаленном воображении вождя, а существовали на самом деле.

Сама идея автора, что ГУЛАГ родился в 1918-м – крайне сомнительна. Солженицын уверяет, что "архипелаг" появился, когда заключенных стали заставлять трудиться. Но в чем же здесь ноу-хау большевиков? Ведь в дореволюционной России была каторга, чего и сам автор не отрицает. А работа крепостных крестьян, приписанных при Петре I к заводам – это и вовсе в чистом виде натуральный ГУЛАГ. Так что, принудительный каторжный труд существовал в России как минимум с начала 18-го столетия. К тому же в 1918-м году никакого "архипелага" не могло быть по определению – в виде сотен и тысяч островков "истребительно-трудовых лагерей". Всего несколько колоний, где трудились зэки – это не архипелаг!

Этот год не подходит для рождения ГУЛАГа еще и по той причине, что именно 1918-й год стал началом гражданской войны в России. Никакой тюремно-лагерной политики в том году у Советской власти не было вовсе: не до того было – лишь бы выжить. Большевики контролировали к концу лета того года буквально клочок от бывшей России. Новое государство было в кольце фронтов, и все решения были обусловлены одной целью: день простоять, да ночь продержаться!

Сам автор, кстати, в "Архипелаге" приводит факты, которые опровергают его концепцию, но старается не придавать им значения. Он пишет, что режим в местах заключения в начале 20-х был совсем иной, чем в 30-е, и лишь с 1923-го он начинает потихоньку-помаленьку усиливаться. "В 20-е годы в политизоляторах кормили очень прилично: обеды были всегда мясные, готовили из свежих овощей… ". И заключенных было гораздо меньше в лагерях: "Если в 1923-м году на Соловках было заключено не более 3 тысяч человек, то к 1930-му - уже около 50 тысяч, да еще 30 тысяч в Кеми. С 1928-го года соловецкий рак стал расползаться - сперва по Карелии - на прокладку дорог, на экспортные лесоповалы". Вот! С 1928-го! Очень точная дата. В 1927-м сталинская ОПГ расправилась с большевистской партией, выгнав из ВКП (б) тех, кто не был согласен строить новую Российскую империю по лекалам Ивана Грозного - и тут же стала сворачивать НЭП, уничтожать крестьян и строить ГУЛАГ.

Солженицын словно не заметил, что в 20-е годы произошла смена режима: диктатура партии большевиков (которая была по-настоящему народной партией!) к концу 20-х переродилась в тоталитарный режим личной власти ОДНОГО человека, который опирался не на партию, а на своих приближенных, готовых на все. К началу 30-х от ленинской партии почти ничего не осталось (партия превратилась в средневековый орден). Этот режим, который во многом благодаря личным особенностям магистра коммунистического ордена Иосифа приобрел совершенно маразматические черты, выдавал себя за социалистический, но в реальности был типичной азиатской деспотией. Солженицын подробно описал второе, но совершенно проигнорировал мимикрию одного режима под другой. Не захотел заметить – так бы я сказал.

 

Итак, а надо ли читать эту книгу в начале 21 века, учитывая ее недостатки? Надо! Тем, кто хочет понять, что происходило в России в 20 веке, прочесть ее следует обязательно. Но читать следует вдумчиво, а не просто следовать за автором, который на протяжении всей книги старательно подводил читателя к неправильному выводу. Сам Солженицын рассматривал "Архипелаг ГУЛАГ" как приговор Советской власти, совершенно не заметив, что по факту она стала приговором не государству (как его не называй), не коммунистической идеологии и ее носителям, а самому народу! И, прежде всего, русскому народу – как системообразующему в Российской империи, и в ее наследнике - СССР. "Архипелаг ГУЛАГ" попросту развенчал миф, что этот народ вообще когда-либо существовал. Ни больше, ни меньше.

Ведь что больше всего поражает в книге, и чему автор уделил львиную долю страниц своего произведения? "Архипелаг" просто перенасыщен пытками, издевательствами, зверствами и глумлением над человеком. И все это происходило в таких масштабах, которые просто невозможно представить, если бы этого не было на самом деле. Самое удивительное, что это вытворяли не оккупанты с населением захваченных территорий, не одна этническая группа уничтожала другую, не фанатики одной религии расправлялись над неверными, и даже не господствующий класс – с представителями враждебных классов. Подобное в истории случалось неоднократно. Здесь же соседи истребляли и глумились над своими соседями – точно такими же, как они! И все это происходило "дружно" и с неподдельным энтузиазмом, под аккомпанемент жизнеутверждающих песен ("Широка страна моя родная…"), лишь с небольшим подпиныванием из Кремля. И разве подобную совокупность людей, которые по абсолютно надуманным основаниям убивают друг друга, можно назвать народом (нацией)? Разумеется, нет.

Книга Солженицына, в отличие от чисто исторических работ на тему репрессий, дает наглядное представление о том, что творилось в Советском Союзе в те годы. Цифры репрессированных в 1930-50-е годы ужасают, но не приближают нас к пониманию того, что произошло в то время. Совсем иное, когда читатель сталкивается с лавиной конкретных фактов нечеловеческого садизма и жестокости: осужденных везут зимой в вагонах без отопления; "в камере вместо положенных двадцати человек сидело триста двадцать три"; воды дают полкружки в день; людям в камеры не дают параши и не выводят в уборную; привозят заключенных и выгружают зимой из поезда на голой равнине (стройте лагерь!); наливают баланду в те же ведра, в которых носили уголь; везут зимой на Севере на открытых платформах; "в декабре 1928 на Красной Горке (Карелия) заключенных в наказание оставили ночевать в лесу - и 150 человек замерзло насмерть"; "..на той же Воркуте-Вом в 1937 году карцер для отказчиков был - сруб без крыши, и еще была простая яма (спасаясь от дождя, натягивали какую-нибудь тряпку)"; "в Мариинском лагере (как и во многих других, разумеется) на стенах карцера был снег - и в такой-то карцер не пускали в лагерной одежонке, а раздевали до белья"... При чтении такого произведения, хочешь не хочешь, а задумаешься: что это за народ, который вытворяет такое?…

Большая часть исторической литературы, посвященной сталинским репрессиям, рассказывает нам о действиях Сталина и его приближенных в партии и НКВД, которые устроили невиданную в истории бойню собственного населения. "Архипелаг ГУЛАГ", напротив, по большей части посвящен тому, что творилось на самом низовом уровне репрессивного аппарата: как небольшие начальники, следователи, тюремщики и другие "рядовые ГУЛАГа" (солдаты-охранники, вольнонаемные, врачи…) "работали на земле".

Когда речь идет о таких полномасштабных репрессиях, то нужно понимать, что такие немаловажные "детали", как итоговое количество репрессированных, судьба конкретных пострадавших (расстрел, лагерь, каторга, срок заключения), условия содержания заключенных и множество других аспектов жизни в ГУЛАГе зависели не от кремлевских небожителей, не от высокопоставленных чекистов и региональных руководителей НКВД, а от наших соседей – людей в невысоких чинах и званиях. Если бы приказам сверху было хоть какое-то сопротивление снизу, то ни о каких полномасштабных репрессиях мы бы сейчас не вспоминали. Но сопротивления не было! Была полная и безоговорочная поддержка снизу ЛЮБЫМ маразматическим приказам из Кремля.

Поддержка выражалась в беспрецедентном "творчестве масс", примеров которого в "Архипелаге ГУЛАГ" просто масса. Простые исполнители не просто с редкостным энтузиазмом выполняли указания сверху, но по большей части творили зло без всяких приказов и понуканий начальства. Из любви к насилию, врожденного садизма или корысти. Вот за какие проступки сажали людей во время войны, когда планы по врагам народа давно канули в лету: "Портной, откладывая иголку, вколол ее, чтоб не потерялась, в газету на стене и попал в глаз Кагановичу. Клиент видел. 58-я, 10 лет (террор)"; "Продавщица, принимая товар от экспедитора, записывала его на газетном листе, другой бумаги не было. Число кусков мыла пришлось на лоб товарища Сталина. 58-я, 10 лет"; "Пастух в сердцах выругал корову за непослушание "колхозной б....." - 58-я, срок"; "Гиричевский. Отец двух фронтовых офицеров, он попал во время войны по трудмобилизации на торфоразработки и там порицал жидкий голый суп ... получил за это 58-10, 10 лет"; "Нестеровский, учитель английского языка. У себя дома, за чайным столом рассказал жене и ее лучшей подруге, как нищ и голоден приволжский тыл, откуда он только что вернулся. Лучшая подруга заложила обоих супругов: ему 10-й пункт, ей - 12-й, обоим по 10 лет"…. А вот послевоенный случай: 87-летняя гречанка была сослана, тайно вернулась домой к вернувшемуся с фронта сыну и получила 20 лет каторжных работ!

И кого же винить в этих конкретных преступлениях, явственно отдающих Кафкой? Сталина и его подручных бандитов из ЦК и НКВД? "Архипелаг ГУЛАГ" как раз и показывает, что дело совсем не в этом. Да, тогдашнее руководство Страны Советов создало условия, чтобы особи-кровопийцы смогли проявить себя, но с населением они ничего не делали – использовали тех, кто был в наличии. У Сталина сотоварищи даже телевизора не было, чтобы вложить что-то в эти пустые головы! Были газеты, но много ли людей их действительно читали – особенно среди палачей? Тех, кто умел читать, как раз охотнее всего и отстреливали. Как "шибко умных".

Сталину и Ко очень повезло с населением. Это отмечал еще Александр Зиновьев, который в своих "Зияющих высотах" написал по поводу сталинских репрессий: "Я боюсь, что признание и раскаяние не наступят. Почему? Потому что события недавнего прошлого не есть случайность для ибанского народа. Они коренятся в его сущности, в его фундаментальной природе".

Менее чем за 2 года (1937-1938) более 680 тысяч человек были не просто убиты, а пропущены перед смертью через процедуру формального уголовного осуждения по сфальсифицированным политическим обвинениям - крайне затратную для государства и мучительную для жертв (а ведь еще примерно столько же невиновных осудили к лишению свободы!). Для отстрела такой массы людей хватило бы всего нескольких тысяч убийц, но для той операции, которая была проведена в реальности, потребовались многие десятки тысяч прирожденных палачей - энтузиастов (следователей, оперов, прокуроров, судьей, тюремщиков), а также немалое число их помощников. К счастью, в стране был неиссякаемый резерв палачей.

Именно поэтому аппарат по уничтожению населения работал на удивление эффективно, и без всяких сбоев, несмотря на кардинальную смену ведущих исполнителей. "Чистки" 1937-1939 годов затронули все слои государственного аппарата принуждения: госбезопасность, прокуратуру, лагерную и судебную систему. Чекистов за три года "вычищали" дважды – сами же чекисты. И ничего! Механизм перемалывания человеческих судеб даже не забуксовал! Палачам (в широком смысле слова) тут же нашлась адекватная замена.

 

Товарищ Сталин предоставил подопечному населению возможность полностью раскрыть свой потенциал – и это стало его главным достижением как руководителя России. Вся мерзость, которая была накоплена в стране, при Иосифе всплыла и развернулась во всю свою мощь.

И если прикинуть масштаб "сталинских репрессий", которые охватывают период примерно с 1927-го по февраль 1953 года, то мы неизбежно придем к выводу, что людей принявших в них активное участие "по зову сердца" – многие миллионы. Ведь только одних доносчиков было несколько миллионов человек! И большая часть из них доносила добровольно, а не под давлением чекистских кураторов. А донос с 1937-го года - это почти автоматический срок или расстрел. Так что доносчики мало чем отличались от настоящих палачей из НКВД.

Солженицын уделил доносчикам особое внимание, и феномен тотального доносительства этого действительно заслуживает: "…хотя бы по каждому третьему, пусть пятому делу есть же чей-то донос, и кто-то свидетельствовал! Они все и сегодня среди нас, эти чернильные убийцы. Одни сажали ближних из страха - и это еще первая ступень, другие из корысти, а третьи - самые молодые тогда, а сейчас на пороге пенсии - предавали вдохновенно, предавали идейно, иногда даже открыто: ведь считалось классовой доблестью разоблачить врага! Все эти люди - среди нас, и чаще всего - благоденствуют, и мы еще восхищаемся, что это - "наши простые советские люди".

Миллионы доносили на своих соседей и сослуживцев, сотни тысяч (а может, миллионы?) истребляли крестьян в годы «Великого перелома», отнимали зерно и не допускали голодающих людей в города, сотни тысяч призывали к расправе с "врагами народа", исключали их из партии, арестовывали, пытали, "судили" и содержали в нечеловеческих условиях. При этом, прекрасно понимая, что расправляются не с врагами, а с очевидно невиновными людьми!

Список преступлений, инициированных Сталинской ОПГ столь велик, что даже перечислить их сложно. Но, несмотря на это, проблем с исполнителями этих преступлений никогда не было. И вот на какой момент хотелось бы обратить особое внимание. Все то, что вытворяли ретивые исполнители, по действующему в те времена Уголовному кодексу 1926 года считалось преступлениями. Но никого это совершенно не смущало! Сверху спустили директиву (решение Политбюро, приказ наркома внутренних дел или другую бумажку) – и этого достаточно! Про Конституцию и законы можно забыть! А почему так?

Все проще простого: страна жила не по формальным государственным законам, а по неписаным бандитским понятиям! Во главе страны находилась натуральная банда. Не мифические большевики, а чисто конкретные ребята. Что главарь их банды сказал или намекнул – это был закон для членов весьма многочисленной и многоуровневой банды. И большая часть населения все это прекрасно понимала и не считала для себя неестественным жить по этим преступным правилам поведения. Вам это случаем ничего не напоминает из более близких времен?… Совсем нет?…

 

Солженицын, разумеется, не смог пройти мимо вопроса, который просто напрашивался: а кто такие эти палачи? Подступался к нему и так и этак, но ответа внятного не дал. В главе о НКВД он писал: "Это волчье племя – откуда оно в нашем народе взялось? Не нашего оно корня? Не нашей крови?" И дает ответ, что на месте чекистов мог быть любой – если бы ему нацепили погоны. И свалил все на идеологию. В соответствии со своей концепцией. А вот и нет! Не любой! Отсидел писатель десятку в лагере, а в своих согражданах так и не разобрался.

Странно, что Солженицын не заметил, что между ворами, которым он посвятил немало строк, и бандитами, действующими от имени "государства рабочих и крестьян" нет никакой принципиальной разницы.

Вот как Солженицын пишет о ворах: "Вталкиваясь в столыпинское купе, ты и здесь ожидаешь встретить только товарищей по несчастью. Все твои враги и угнетатели остались по ту сторону решетки, с этой ты их не ждешь. И вдруг ты поднимаешь голову к квадратной прорези в средней полке, к этому единственному небу над тобой - и видишь там три-четыре - нет, не лица! нет, не обезьяньих морды… - ты видишь жестокие гадкие хари с выражением жадности и насмешки. Каждый смотрит на тебя как паук, нависший над мухой. Их паутина - эта решетка, и ты попался!"

Эти "жестокие гадкие хари" грабят, избивают и эксплуатируют остальных заключенных, которых не считают за людей. Люди для них – воры. И … охранники. С этими они успешно сотрудничают. И государственная власть к ворам относилась совсем по-другому, чем к "контрреволюционерам": "С 20-х годов родился и услужливый термин: социально-близкие. В этой плоскости и Макаренко: ЭТИХ можно исправить. ...После многолетнего благоприятствия, конвой и сам склонился к ворам. Конвой и САМ СТАЛ ВОР. С середины 30-х годов и до середины 40-х, в это десятилетие величайшего разгула блатарей и нижайшего угнетения политических - никто не припомнит случая, чтобы конвой прекратили грабеж политического в камере, в вагоне, в воронке. Но расскажут вам множество случаев, как конвой принял от воров награбленные вещи и взамен принес им водки, еды".

Солженицын точно подметил схожесть воров и представителей государства. Человек для них никто! Ограбить или убить его для них проще простого! Но они не социально-близкие. У воров же гадкие хари – при чем здесь "социальность"? Морда – она от рождения. Скорее уж они генетически близкие! У многих ли вождей СССР были человеческие лица? Хари, морды, рожи и в лучшем случае – физиономии. Лица у них иногда были на отретушированных портретах, которые имели мало сходства с реальностью.

Но в сторону общих генов Солженицын даже не посмотрел. Мысль его зацепилась за самое простое – за идеологию, которая, если немного подумать, в принципе не может быть причиной каких-либо общественных потрясений. Она в состоянии болтаться между причиной и следствием, способна служить оправданием тому, что случилось или быть способом для сбора людей в толпы, но не в силах стать причиной каких-либо событий. Идеология – это порождение довольно слабосильного человеческого мозга и не ей тягаться с мощными силами, которые породили и управляют жизнью на этой планете.

Проблема страны под названием Россия в том, что особей "с гадкими харями" очень много. Чрезмерно много. Когда государство в состоянии сдерживать их – жить на этой территории еще можно. Как только государственным аппаратом начинают управлять эти "хари" или же государство попросту исчезает – мы и получаем очередную всероссийскую резню. Это происходит не так уж часто, но случается. В 20 веке так произошло дважды. В 1917 году государство рухнуло, и значительная часть населения с упоением принялась за любимое дело (грабить и убивать). К 1921 году укрепился новый государственный аппарат, который сумел остановить всероссийскую бойню. Но в конце 20-х во главе государства воцарилась натуральная банда, которая достаточно быстро перестроила весь государственный аппарат принуждения под собственные нужды. Под руководством этой банды одна часть населения превратила другую в рабов, с которыми можно было делать все, что придет в голову.

 

Разумеется, моя интерпретация причины катастрофы, постигшей одну шестую часть суши – не единственная. Есть и весьма популярная "еврейская" версия. И кто же так считает? Я даже фамилий называть не буду – вы сами их знаете. Недавно, ряд из этих особей открывали памятник Ивану Грозному в Орле. Все как на подбор – с "одухотворенными лицами"! Была мысль все свалить на евреев и у Солженицына, но он все-таки сдержался – хотя старательное перечисление в главе о «Беломорканале» начальников этой стройки еврейского происхождения просто бросается в глаза (про начальников других подразделений ГУЛАГа, где превалировали нееврейские фамилии, Солженицын упоминать не стал).

Выходцы из еврейской среды действительно приняли активное участие в революции и многие из них заняли руководящие посты в новом государстве. К 30-м годам в ряде учреждений и наркоматов высокий процент лиц еврейского происхождения просто бросался в глаза. Особенно много выходцев из еврейской среды было в центральном аппарате ОГПУ/НКВД, что и позволяет антисемитам развивать свои теории об "истинных виновниках" репрессий. По данным на октябрь 1936 года 39 % руководящих кадров во главе с наркомом Г.Ягодой (всего 43 человека) были лицами еврейского происхождения, 33 % составляли русские. Вот только никто из "теоретиков" предпочитает не обращать внимания на то, что этот перекос был быстро устранен в период Большого террора. При Берии среди руководящего состава наркомата осталось только 6 чекистов-евреев, а число русских увеличилось до 102 человек (67%).

И еще немного статистики. С 1930 по 1960 год руководителями лагерных и тюремных подразделений ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ были 125 человек. Из них евреев – 20 (Солженицын в "Архипелаге" вспомнил о львиной доле из них). После 1938-го года евреев среди начальников лагерей и тюрем не стало вовсе – об этом писатель уже не упомянул.

Но самое главное: Политбюро ЦК ВКП (б), которое по факту было высшим органом не только в партии, но и в государстве, с 1928 года по своему национальному составу было преимущественно русским: из 16 членов и кандидатов в члены Политбюро было 11 русских, 2 украинца, один грузин, армянин, латыш и еврей (Лазарь Каганович). Так уже получилось, что именно после изгнания из Политбюро евреев Льва Троцкого, Льва Каменева и Григория Зиновьева как раз и начинается период резкого усиления репрессий. Да и Ягода – уж на что был упырь-упырем, но ведь он потерял свое место наркома не в последнюю очередь за то, что плохо подходил для организации всероссийской бойни! А "породистый" русский Николай Иванович Ежов подошел идеально.

Так что, не надо вешать чужие грехи на представителей маленького смышленого народа – у них и своих хватает.

По Всесоюзной переписи населения в СССР в 1926 году проживало 147 млн. человек. Из них 77,7 млн. – русских (52,8 %), 31 млн. – украинцев (21%), 4,7 млн. – белорусов, 3,9 млн. узбеков, 3,9 млн. казахов, 2,9 млн. татар, 2,5 млн. евреев и т.д. Таким образом, русские и украинцы вместе составляли почти 74 процента населения.

Вот только все эти цифры – полная ерунда. Правда в том, что хотя русские (великороссы) и украинцы (малороссы) считались системообразующими народами Российской империи, таких народов никогда не существовало в природе. Разнородное население, даже говорящее на одном языке, не может считаться единым народом. Русские, украинцы или белорусы - чисто кабинетные понятия, популяризованные литературой и прессой.

Если обратиться к истории Киевской Руси, то на ее территории с давних времен проживало множество самых разных этнических групп, среди которых не было ни русских, ни украинцев, ни белорусов. Были различные славянские, финские и многие другие популяции (про некоторых из них мы не знаем почти ничего, включая их названия). Нужно учитывать, что даже славяне, о которых упоминает "Повесть временных лет", были слишком разные по своему образу жизни и антропологическим останкам, чтобы быть единым народом. В более позднее времена на территорию русских княжеств (на которых никаких русских тогда не было вовсе!) волнами прибывали разнообразные кочевые племена – самого разного происхождении. Чуть позже государство с центром в Москве распространило свою власть на огромные территории, на которых также проживало множество разнородных этносов и популяций.

Часть из них сохранили свой язык и культуру, и теперь считаются малыми народами России: марийцы, удмурты, коми... Чем меньше "малый народ" – тем он однороднее и больше шансов, что это действительно настоящий этнос, а не абстрактная категория. А все остальные – кто говорил на русском языке и исповедовал православие, в 19 веке официально превратились в великороссов (в 20 веке термин "великороссы" был вытеснен другим – "русские"). К тому времени необходимость рождения этого народа осознали на самом верху, когда с недосягаемых властных вершин окидывали взглядом свою территорию. - Кто все эти люди? – задумался кто-то из наших олимпийцев. Да, - они мои подданные, да, - они православные… Но есть татары, есть мордва, чухонцы всякие. А этих как назвать?… Славянами? Так и поляки - славяне… Властям Великой России был нужен великий народ – так из православных подданных царя-батюшки появились великороссы. Схожим образом родились и малороссы (сменившие позднее имя на "украинцев") – христианские подданные московских царей, говорящие на другом славянском диалекте (языке) и проживающие в тогдашней Малороссии (значительная часть современной Украины).

И так мы и жили бы в счастливом неведении, думая какой мы большой и сплоченный народ (или два братских народа – русские и украинцы), если бы не произошло то, что и описал Солженицын в своем "Архипелаге". Оказалось, что все это фантомы! Нет ни русских, ни украинцев! Есть русскоязычное население, а есть миллионы людей, родным языком которых является украинский! И все. А за этими ширмами потомки славян, сармат, финнов, неизвестного земледельческого населения Восточно-европейской равнины, потомки руси (именно от этого кочевого племени получила имя Киевская Русь, которая Киевской стала значительно позже – в сочинениях историков), неизвестных древних охотников Дона, скифов, половцев, булгаров, гуннов, печенегов, аваров, татар, германцев, саамов, антов, венгров, марийцев, башкиров, коми… И эти потомки не сильно отличаются от своих предков. Если пра-пра-прадеды некоторых из них только и занимались, что грабежами и убийствами, то почему бы их потомкам не промышлять сходным образом?…

 

"Архипелаг ГУЛАГ" - книга об абсолютном Зле. И источник этого Зла исключительно в людях! Бессмысленно искать причину в вождях и идеологии. Суть происшедшего проста, но не надо ее совсем упрощать (во всем виноват Сталин) и не следует ее усложнять (сваливая все на идеи).

Если вкратце, то механизм Катастрофы примерно следующий. Революция произвела смену элит. Правящий слой Российской империи 19-начала 20 века – типичные рабовладельцы, но они подчинялась многовековым традициям. Из населения они выжимали все соки, но никакой политики уничтожения "быдла" старая элита не осуществляла. Это противоречило устоявшемуся порядку. Много столетий назад такое случалось неоднократно, но к 19 веку правящая элита изрядно пропиталась западными ценностями, к которым резня собственного населения не относилась (в Средневековье в Европе были несколько иные ценности). И заимствование западных представлений о цивилизованном поведении неудивительно, поскольку, начиная с Петра III, все российские правители были германского происхождения (Романовыми они были только номинально).

Был и второй аспект, в определенной мере ограничивающий государственный произвол. К началу 20 века в России появился тонкий слой культурных людей, которые стали формировать общественное мнение, влияющее не только на общество, но и на власть. А.Пушкин в письме П.Чаадаеву был недалек от истины, когда писал, что правительство - единственный европеец в России. Но это относилось к началу 19-го века. Через сто лет ситуация сильно изменилась. Если какие-то упыри из правящей верхушки желали устроить кровопускание на ровном месте – это вступало в противоречие не только с традициями, но и осуждалось общественным мнением.

Именно поэтому расстрел людей 9-го января 1905 года привел к столь острому политическому кризису. Благодаря тем людям, которые могли влиять на умонастроение общества (прежде всего, через прессу), правящая элита оказалась, по сути, без общественной поддержки. И если бы не армия, то царизм рухнул бы уже тогда.

Первая русская революция ничему не научила императорскую семью, которая продолжила свою политику без оглядки на общественное мнение (Николай был редкостным болваном!), что и привело к Февралю 1917-го, когда выяснилось, что от правящей династии отвернулись абсолютно все!

Революция пошла по наихудшему сценарию – к власти пришла одна из самых радикальных политических групп (большевики), которой удалось удержаться у власти. По своему социальному и национальному составу она представляла собой весьма пестрое сборище. Если говорить на простом и привычном нам языке, то к власти пришел народ. Возможность войти в правящий слой нового государства появилась почти у всех – у людей самого разного происхождения и социального статуса. Но эту новую элиту не сдерживали ни традиции (которых у нее не было), ни общественное мнение, ни какая – либо политическая сила. Государство держалось исключительно на личностных особенностях вождей.

Пока партию большевиков возглавлял Ленин, партия придерживалась какой-никакой, но внутрипартийной демократии. При Сталине партия превратилась в средневековый орден, а он стал ее магистром и заодно Богом-сыном этого ордена (в Бога-отца была превращена мумия Ленина). Какие-либо сдерживающие факторы для произвола власти в этом государстве отсутствовали. И стоило магистру ордена призвать к крестовому походу против неверных – тут-то и развернулась беспрецедентная по масштабу бойня населения. Все те хищники, чьи инстинкты сдерживались государством во времена Российской империи, и кто смог развернуться в годы Гражданской войны, вновь получили полную свободу действий. Было достаточно на публике поклясться в верности двум Богам, а там делай, что хочешь. Недавно один популярный телеперсонаж одарил нас своим потрясающим высказыванием: "свобода лучше, чем несвобода". И что странно, но либеральная общественность полностью с ним согласилась. Я полагаю, что любой из сталинских палачей тоже был бы согласен с этой формулой: свобода творить все, что хочешь – для них действительно гораздо лучше, чем разнообразные ограничения.

Пора закругляться. Какой главный урок мы должны извлечь из Катастрофы, и ее описания Александром Солженицыным? - Государственная власть должна принадлежать не народу (иначе она быстро трансформируется в бандитское государство), а элите. Проблема не в осознании этой простой истины, а в двух практических моментах. Откуда сейчас в России эта элита возьмется?.. И кто в принципе должен присматривать за элитой и вовремя ее перемешивать, чтобы не застаивалась?…Вот это вопросы вопросов!

И напоследок. Солженицын – мастер запоминающихся выражений. Вот одно из них: "Как одной фразой описать русскую историю? – Страна задушенных возможностей". Очень красиво звучит – так и хочется согласиться, не думая, но, к сожалению, это неправда. Не было никаких возможностей, нет сейчас, и, похоже, что не будет.

​

Юрий Язовских

​

​